Профессор Института этнологии и антропологии РАН Севьян Вайнштейн

​

 

      Летом 1963 г. я вновь, причем совершенно неожиданно и случайно, напал на след великого тувинского шамана Сояна Шончура. Впервые его имя я услышал еще в 1951 г. во время экспедиции в Тоджу от

тамошнего проводника Кочаги, который говорил, что ему известен в Туве лишь один улуг-хам («великий шаман») Шончур-хам (слово хам означает «шаман»), но где он находится, Кочага не знал.…

                ...Изучать шаманство я начал ещё в конце 1940-х гг.,  во время своих экспедиций к кетам на р.  Подкаменная Тунгуска. В ту пору беседовал с несколькими бывшими шаманами, но так сказать, действующих  шаманов, тем более слывших у местных жителей «великими», ни у кетов, ни среди тувинцев ни разу не встречал.  Большинство шаманов в Туве ещё к середине  1930-х гг. отказались от своей деятельности, оставшиеся же прятались  в тайге, всячески избегая встреч с незнакомыми  им людьми. И я был готов сказать словами известного поэта Семёна Гудзенко, побывавшего в Туве в эти годы:

          Так, и не услышал я камланья,

          Не увидел пляски у огня.

          Зря меня послушные олени

          По тайге везли четыре дня.

     Но она всё же произошла – эта неожиданная встреча на перекрёстке времён с ожившей, но уходящей первобытной Тувой. Было это тёплым июльским вечером. Я возглавлял тогда археологические раскопки крепости Пор-Бажын на острове озера Тере-Холь, расположенном на юго-востоке Тувы на границе Монголии. В то время Тере-Хольский район был, пожалуй, столь же труднодоступными глухим, как и Тоджа. Добраться туда можно было либо по таёжным тропам верхом на лошадях, либо на самолёте…Места эти были малолюдны. За пределами маленького посёлка Кунгуртуг, расположенного в 10 км от озера, лишь изредка встречались одиночные юрты и островерхие чумы рыбаков и охотников. Озеро окружала девственная тайга и топи, а вдали виднелись снежные хребты  Хан-Тайги. На острове возвышались повреждённые временем, но ещё величественные стены древней крепости. В один из летних вечеров в июле 1963 года  мы, участники раскопок, собрались у костра, обсуждая ход работ за день. В тот вечер к костру подсел мой новый знакомый – старый рыбак Соян  Алдын-оол, привезший нам на лодке рыбу. Он неторопливо беседовал с нами, раскуривая длинную тувинскую трубку. Интересовался раскопками, посмотрел некоторые находки. А затем рассказал очень интересное предание о происхождении озера и крепости...

     ...Я спросил рыбака, от кого он это услышал. «От  акы Шончура-хама», – последовал ответ. Рыбак показал рукой в сторону северного берега озера и добавил:  «Недавно он вышел из тайги, теперь живёт здесь. Его юрта недалеко»….. Оказалось, что Шончур-хам был старшим двоюродным братом Алдын-оола. Акы по-тувински означает старшего родственника по отцовской линии…

     ...Узнав о моём желании повидать Шончура, Алдын-оол обещал поговорить с братом и убедить его встретиться с нами. И, действительно, через несколько дней он привёз приглашение шамана посетить его юрту. Алдын-оол обещал сопровождать нас. Меня привлекало не только желание получить ответы на вопросы, которые позволили бы более полно охарактеризовать не изученное ещё в то время тувинское шаманство, но и редчайшая возможность сделать впервые цветные фотоснимки сибирского шамана с его атрибутами.  Появилась даже надежда отснять камлание на цветную киноплёнку, так как в лагере в это время находился московский кинооператор Ю.Н.Альдохин, который приехал снимать наши раскопки.

Получив приглашение мы на следующий же день отправились в гости к шаману Шончуру. В небольшой рыбацкой лодке Алдын-оола, которая медленно плыла к северному берегу, находилось пять человек. Помимо меня здесь были брат шамана, кинооператор Юрий Альдохин и сотрудники экспедиции... Наша лодка, раздвинув густые заросли камыша, уткнулась в сырой береговой песок. Мы вышли на небольшую, покрытую густой травой лесную полянку, к которой подступала дремучая горная тайга.

     Почти посреди полянки одиноко возвышалась потемневшая от времени войлочная юрта. Из неё неторопливо вышел высокий худощавый старик, сгорбленный под тяжестью лет. Это был шаман Шончур, одетый в традиционный тувинский халат; вежливо поздоровавшись, он пригласил всех в юрту.

Жилище довольно ярко освещал костёр очага. Её убранство было небогато. Напротив входа на самом почётном месте стоял, прислонённый к решётчатой стенке, массивный круглый бубен; рядом на стене висели маленькие идолы в лохматой одежде: вместилище духов – покровителей шамана. Их глаза-бусинки тревожно поблескивали в полумраке.

     Шончур усадил нас рядом с собой, угостил тувинским солёным чаем. Мы разговорились. Я рассказал ему о том, что мы делаем на острове. Шончур искренне удивился тому, что под слоем земли оказался большой дворец, построенный больше тысячи лет назад.  Постепенно наша беседа с ним и его гостеприимной женой перешла в рассказ Шончура о себе.

     – Как вы стали шаманом? – задаю я наконец вопрос, который представлял особенно большой интерес.

     – Как я стал шаманом? – повторяет вопрос Шончур-хам и, продолжая раскуривать старую тувинскую трубку, долго молчит, вглядываясь в пляшущие огоньки очага. Затем неторопливо начинает свой рассказ.

Родился в горах Восточного Саяна. Отец был из древнего тувинского рода саян. Рос, как и все тувинские дети: играл, помогал отцу и даже ходил с ним на охоту. Когда ему исполнилось 14 лет, заболел непонятной болезнью. Начались кошмарные видения. Вскоре после этого убежал из родительского чума, долго скитался один по тайге, почти ничего не ел. Не помнил, сколько дней бродил по тайге, часто терял сознание.

     В конце концов его с большим трудом нашли родственники и совершенно обессиленного, привезли обратно. Не дожидаясь, когда он придёт в себя, к нему пригласили «большого»  шамана: таков был обычай.

     Шаман камлал всю ночь рядом с лежащим в забытье Шончуром. Когда начало светать, шаман сообщил присутствовавшим причину болезни: в Шончура вселился дух давно умершего шамана – предка из рода соян.       Поэтому, если родственники хотят, чтобы больной выздоровел, то пусть он станет шаманом. Шончур не хотел этого, боялся и несколько дней отказывался. Но слова старого шамана были для родственников законом. Они убедили подростка стать шаманом, они же коллективно (пережиток древних родовых традиций) приготовили Шончуру шаманские принадлежности: бубен (дунгур), колотушку (орба), головной убор, короткий, но тяжёлый кафтан(териг), особые сапоги.

     Потом все жившие поблизости члены рода собрались снова и совершили особый праздничный обряд, во время которого приглашённый шаман в присутствии Шончура и его ближайших родственников камлал для «оживления»  бубна, а затем все родственники по очереди били в него колотушкой. Последним ударил в бубен сам Шончур. После совершения обряда его бубен «ожил» и с тех пор служил «конём» для странствий шамана по миру духов. Колотушка же в это время превращалась в плеть, которой шаман погонял «коня».  После посвящения Шончура в шаманы его болезнь стала проходить.

     Изгонял, камлая, он из людей и животных злых духов (аза) – причину болезней. Со злыми духами ему приходилось бороться неустанно. В этой борьбе ему помогали добрые духи-помощники (ээрен). В Верхнем мире, по словам Шончура, правит могучий хан Курбусту, в Среднем кроме духов живут и люди, а в Нижнем мире властвует кровожадный Эрлик, владыка всех злых сил…

     Когда Шончур закончил свой рассказ, я попросил его показать шаманские принадлежности. Ритуальный головной убор состоял из кожаной повязки, обшитой красной тканью. Сверху к ней был прикреплён густой ряд орлиных перьев, напоминая головной убор индейского вождя.  Снизу пришиты длинные кожаные жгуты. Обшитые тканью. На повязке условно, но очень выразительно вышито изображение человеческого лица: глаза, нос, рот, уши.  Шаманский кафтан сшит из шкуры оленя мехом внутрь, рукова и воротник обшиты красной тканью. На кафтане оленьим волосом  вышиты кости рук человеческого скелета, к плечам пришиты орлиные перья. К кафтану также пришиты железные модели лука и девять стрел, которые должны были защитить от злых духов. Пришиты шкурки белки, колонка, уток – вместилища духов – помощников шамана, а также изображения змей с раскрытыми красными ртами.

     Бубен оказался сделанным из деревянного обода, обтянутого с одной стороны кожей марала. На ней оранжевой охрой нарисованы девять звёзд, марал и два хвойных дерева. Схематический рисунок на бубне, поразительно напоминал древние рисунки на скалах, относящиеся к самому началу нашей эры….

Шаманы совершают камлания обычно с наступлением темноты. Не очень уверенный в согласии Шончура, я всё же попросил его покамлать для нас, обеспечить нам удачу в работе. «Я в последнее время страдаю от болей в спине. И это мешает  работе, ведь всё время приходится склоняться над землёй, где мы трудимся. Не могли бы меня подлечить? – обратился я к Шончуру. Немного поколебавшись, он согласился, но сказал, что надо ждать, когда солнце сядет и совсем стемнеет.

     До этого я слышал о шаманских камланиях полные всяких странностей рассказы стариков в енисейской тайге, на Подкаменной Тунгуске, в примонгольских степях. Читал волновавшие воображение описания путешественников прошлых столетий, но воочию камлание шамана со всеми его древними атрибутами никогда не видел.

     Когда наконец стемнело и в дымовое отверстие  юрты заглянули ночные звёзды, Шончур начал одевать культовую одежду: головной убор, обувь, тяжёлый ритуальный кафтан. Кое-что из атрибутики ему помогли надеть жена и брат. Чувствовалось, что костюм и бубен тяжелы для старика, и невольно возникло сомнение, сможет ли Шончур двигаться в этом одеянии.

     Шончур устало сделал шаг к костру. Подбросил сухих веток, склонился над огнём с бубном в руках. Он его сушил, чтобы бубен лучше звучал.

     Несколько человек сидели у очага. От людей падали странные длинные тени. Казалось, машина времени унесла нас в таинственную даль веков, в то далёкое время, когда здесь, в Азии, обитали древние племена гуннского мира, совершавшие у святилищ в свете костров обряды с участием шаманов, а изображения духов-помощников  в образе животных и птиц высекали потом день за днём на скалах.

Убедившись, что бубен подсох, Шончур ласково обратился к бубну-«коню» и спросил, готов ли конь к дальнему пути. Затем, ласково потрепал его, как живое существо, и угостил, смазав кожу чаем и молоком. Теперь бубен-«конь» накормлен – можно начинать. Прижав бубен к себе, шаман грузно сел на пол, закрыл глаза и, повернувшись спиной к огню, начал тихим голосом медленно петь, созывая духов помощников.

Мы включили магнитофон и начали записывать слова камлания и удары в бубен, редкие, тихие вначале, но постепенно звучавшие всё громче и громче. Оператор Ю.Н. Альдохин, примостившись у стенки юрты, уже вел киносъемку.

     Постепенно повышая голос, шаман перечислял своих духов-помощников, зверей и птиц: ворона, сокола, уток, рыб, змей, могучего горного козла и других. Хвалил, воспевая их достоинства, рассказывая, что они в это время делают.  Вот он запел о птицах: «Девять птиц разных мастей летают вокруг озера Тоджа. Летают, высматривают...» Неожиданно быстро и легко поднявшись. Он сделал несколько шагов по юрте, изображая полёт птицы.  Он перевоплотился в птицу и, медленно взмахивая руками, как крыльями, наклонялся, казалось, при этом что-то высматривая. Тут же он несколько раз каркнул по-вороньи. Из его слов можно было понять, он продолжает полёт в Верхний мир.

     Удары в бубен то затихали, то звучали громко и ритмично, напоминая бег коня. Временами они были похожи на резкие беспорядочные выстрелы, но затем вновь становились еле слышными.  Голос шамана, который вел беседу со злыми духами, встреченными им на своём пути., мы слышали всё это время.  Вначале он говорил с ними уважительно,  но если они почему-либо не слушались, то голос шамана начинал звучать угрожающе и вызывающе. К одному из злых духов он обратился так:

                – Ну, погоди!

            Я с тобой схвачусь.

            Учти – у меня железная стрела!

            Что ты со мной сделаешь, подумай!

            Подумай о своих лёгких, сердце, о своей жизни!

            Если будешь мужчиной, то победишь,

            Если проиграешь, то умрёшь!

            Если не боишься, подходи!

            Я имею силу, мощь.

            А ты их имеешь?!

            Давай встретимся – ведь мы мужчины, –

            Узнаем, кто сильней!

            Ты увидишь. Что я не буду под твоими ногами!»

     Злые духи, как мы видим, в представлении шамана смертны, имеют лёгкие и сердце. Их можно сразить, побороть, испугать, заставить выполнить волю шамана.

     Вдруг шаман замолчал и резко вскочил.  Почти в танце он сделал несколько движений, очень удивив меня их лёгкостью и свободой (я хорошо помнил, с каким трудом он передвигался, надев свой костюм). Приняв угрожающую позу, он начал бить в бубен короткими, сильными ударами.  Глаза его были по-прежнему закрыты (это мы установили, впервые просматривая кинокадры – раньше этнографы у шаманов этого не фиксировали).  По его выкрикам, движениям, мимике было совершенно очевидно, что Шончур находился в состоянии глубокого экстаза. Слова он произносил не нараспев, как это было вначале, а выкрикивал их хрипло, отрывисто. Теперь он исступленно изображал жестокую борьбу со злыми силами, со злым духом – его давним коварным врагом. Красноватое в слабом свете гаснущего костра, морщинистое, худое, покрытое капельками пота лицо шамана с глубоко впавшими, закрытыми глазами, вновь приняло устрашающее выражение. Прикрываясь бубном как щитом, он легко бегал и прыгал по юрте, гоняясь за злым духом, не открывая глаз, однако, как это ни странно, никого из присутствующих при этом не задел.

     Из глухих выкриков шамана можно было понять, что дух уклоняется от борьбы:  то он прыгал в воду и превращался в рыбу, то, став птицей,  укрывался в облаках. Шаман громко призывал своих духов-помощников преследовать врага вместе с ним. Сам он, в одиночку, судя по словам Шончура, которые удавалось разобрать, когда удары в бубен затихали, не мог осилить злого духа. Но вот пришла подмога от духов-помощников. Раздался резкий удар в бубен – это  шаман выстрелил в злого духа своей острой железной стрелой. Выстрел оказался не очень метким: дух был лишь ранен и обратился в бегство. Шаман кинулся за ним. Однако дух всячески уворачивался. Шаман делал ловкие, быстрые, и неожиданно резкие движения. Он прыгал и наконец настиг врага. Началась борьба. Враги упали и катались по полу юрты. Шаман крепко прижимал злого духа бубном.  Тот, судя по рывкам бубна, безуспешно пытался вырваться. Наконец дух, видимо, обессилел; шаман убедился в этом, приподняв бубен и заглянув под него. Шончур с презрением пнул духа ногой и затем начал топтать его; спустя некоторое время шаман поднёс злого духа ко рту, облизнул его и охотно съел, произнося:

     – Я съел тебя, съел твои лёгкие и печень! Мою красную кровь лизать тебе не дам!

Итак, победа в драматической борьбе была одержана, злой дух повержен.

     …Шаман сообщил о своём возвращении из странствий. Сделав несколько шагов по юрте, Шончур в глубоком изнеможении тяжело опустился на пол и лишь через несколько минут открыл глаза. Мы опять увидели перед собой старого, сгорбленного и очень усталого человека.